Entry tags:
Про "Воспоминания о войне"
Дослушал в машине.
Автор, Николай Никулин, цель написания книги сформулировал так:
…Я обратился к бумаге, чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко засевшую там мерзость, муть и свинство, чтобы освободиться от угнетавших меня воспоминаний.
Кратко про войну - от него же:
Война — самое большое свинство, которое когда-либо изобрел род человеческий, … война всегда была подлостью, а армия, инструмент убийства — орудием зла. Нет, и не было войн справедливых, все они, как бы их ни оправдывали — античеловечны.
Если вкратце о содержании: в войне крайне мало святости, рассудка и геройства, а преобладают, наоборот - тупость, скотство, подлость, нравственная деградация.
Что командуют дилетанты, из-за чего свои умирают жестоко, бессмысленно и неисчислимо (и это не фигура речи).
Что от ошибок и наказаний - когда сами гондошат своих - погибло едва ли не больше людей, чем от действий противника.
Что Рейхстаг из-за необходимости сохранить его целым, чтобы поставить флаг, а потом обоссать и изгадить - унёс за собой несколько сотен жизней пехоты, чего бы не было, дай кто-нибудь приказ его разбомбить или расстрелять пушками.
Что смерш - это не капитан Алёхин в исполнении Миронова в классном фильме по еще более великолепной книге, а наиболее отъявленные гондоны, стреляющие в спины своим, чтобы они бежали вперед и не бежали назад, а также не говорили вслух то, что видят и о чём думают.
Что наши, перейдя на чужую территорию, вели себя немногим краше, чем фашисты на нашей: мародёрство, групповые изнасилования, убийства - включая детей и стариков, издевательства и садизм, вся мрачная подгоготная многих из людей, когда над ними исчезает контроль, и даже наоборот - поощряются самые ублюдочные качества (см. "каждый имеет право послать раз в месяц посылку домой весом в двенадцать килограммов")
Поэтому от настоящего, боевого ветерана никогда не услышишь красочных расказов о подвигах, и они почти не улыбаются.
Еще цитаты:
Поразительная разница существует между передовой, где льется кровь, где страдание, где смерть, где не поднять головы под пулями и осколками, где голод и страх, непосильная работа, жара летом, мороз зимой, где и жить-то невозможно, — и тылами. Здесь, в тылу, другой мир. Здесь находится начальство, здесь штабы, стоят тяжелые орудия, расположены склады, медсанбаты. Изредка сюда долетают снаряды или сбросит бомбу самолет. Убитые и раненые тут редкость. Не война, а курорт! Те, кто на передовой — не жильцы. Они обречены. Спасение им — лишь ранение. Те, кто в тылу, останутся живы, если их не переведут вперед, когда иссякнут ряды наступающих. Они останутся живы, вернутся домой и со временем составят основу организаций ветеранов. Отрастят животы, обзаведутся лысинами, украсят грудь памятными медалями, орденами и будут рассказывать, как геройски они воевали, как разгромили Гитлера. И сами в это уверуют! Они-то и похоронят светлую память о тех, кто погиб и кто действительно воевал! Они представят войну, о которой сами мало что знают, в романтическом ореоле. Как все было хорошо, как прекрасно! Какие мы герои! И то, что война — ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость, отойдет на второй план. Настоящие же фронтовики, которых осталось полтора человека, да и те чокнутые, порченые, будут молчать в тряпочку. А начальство, которое тоже в значительной мере останется в живых, погрязнет в склоках: кто воевал хорошо, кто плохо, а вот если бы меня послушали!
Но самую подлую роль сыграют газетчики. На войне они делали свой капитал на трупах, питались падалью. Сидели в тылу, ни за что не отвечали и писали свои статьи — лозунги с розовой водичкой. А после войны стали выпускать книги, в которых все передергивали, все оправдывали, совершенно забыв подлость, мерзость и головотяпство, составлявшие основу фронтовой жизни. Вместо того, чтобы честно разобраться в причинах недостатков, чему-то научиться, чтобы не повторять случившегося впредь, — все замазали и залакировали. Уроки, данные войной, таким образом, прошли впустую. Начнись новая война, не пойдет ли все по-старому? Развал, неразбериха, обычный русский бардак? И опять горы трупов!
***
Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945, Гитлер убивал мириады ни в чем не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа ее. Смогут ли жить потомки тех кто остался? И вообще, что будет с Россией?
Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось. Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО! Вежливо выслушивали напутствие политруков — малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц — и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО. Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородином. Вряд ли размышляли они об исторических перспективах и величии нашего народа... Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «За Родину! За Сталина!», как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки. До Сталина ли было, когда смерть рядом. Откуда же сейчас, в шестидесятые годы, опять возник миф, что победили только благодаря Сталину, под знаменем Сталина? У меня на этот счет нет сомнений. Те, кто победил, либо полегли на поле боя, либо спились, подавленные послевоенными тяготами. Ведь не только война, но и восстановление страны прошло за их счет. Те же из них, кто еще жив, молчат, сломленные. Остались у власти и сохранили силы другие — те, кто загонял людей в лагеря, те, кто гнал в бессмысленные кровавые атаки на войне. Они действовали именем Сталина, они и сейчас кричат об этом. Не было на передовой: «За Сталина!». Комиссары пытались вбить это в наши головы, но в атаках комиссаров не было. Все это накипь...
Конечно же, шли в атаку не все, хотя и большинство. Один прятался в ямку, вжавшись в землю. Тут выступал политрук в основной своей роли: тыча наганом в рожи, он гнал робких вперед... Были дезертиры. Этих ловили и тут же расстреливали перед строем, чтоб другим было неповадно... Карательные органы работали у нас прекрасно. И это тоже в наших лучших традициях. От Малюты Скуратова до Берии в их рядах всегда были профессионалы, и всегда находилось много желающих посвятить себя этому благородному и необходимому всякому государству делу. В мирное время эта профессия легче и интересней, чем хлебопашество или труд у станка. И барыш больше, и власть над другими полная. А в войну не надо подставлять свою голову под пули, лишь следи, чтоб другие делали это исправно.
Войска шли в атаку, движимые ужасом. Ужасна была встреча с немцами, с их пулеметами и танками, огненной мясорубкой бомбежки и артиллерийского обстрела. Не меньший ужас вызывала неумолимая угроза расстрела. Чтобы держать в повиновении аморфную массу плохо обученных солдат, расстрелы проводились перед боем. Хватали каких-нибудь хилых доходяг или тех, кто что-нибудь сболтнул, или случайных дезертиров, которых всегда было достаточно. Выстраивали дивизию буквой «П» и без разговоров приканчивали несчастных. Эта профилактическая политработа имела следствием страх перед НКВД и комиссарами — больший, чем перед немцами. А в наступлении, если повернешь назад, получишь пулю от заградотряда. Страх заставлял солдат идти на смерть. На это и рассчитывала наша мудрая партия, руководитель и организатор наших побед. Расстреливали, конечно, и после неудачного боя. А бывало и так, что заградотряды косили из пулеметов отступавшие без приказа полки. Отсюда и боеспособность наших доблестных войск.
***
...Мне же спалось плохо, впечатления последних дней были не из тех, которые навевают сон. Часов около трех ночи, взяв свечу, я отправился побродить по дому и, проходя мимо кладовки, услышал странные звуки, доносящиеся изнутри. Открыв дверь, я обнаружил гвардии ефрейтора Кукушкина, отправляющего надобность в севрское блюдо. Салфетки рядом были изгажены...
— Что ж ты делаешь, сволочь, — заорал я.
— А что? — кротко сказал Кукушкин.
Он был небольшого роста, круглый, улыбчивый и очень добрый. Со всеми у него были хорошие отношения. Всем он был симпатичен. Звали его обычно не Кукушкин, а ласково, Кукиш. И вдруг такое! Для меня это было посягательством на Высшие Ценности. Для меня это было покушением на идею Доброго, Прекрасного! Я был в бешенстве, а Кукушкин в недоумении. Он натянул галифе и спокойно отправился досыпать. Я же оставшуюся часть ночи лихорадочно думал, что же предпринять. И надумал — однако ничего более идиотского я выдумать не мог.
Утром, когда все проснулись, я велел команде построиться. Видимо, было на лице моем что-то, удивившее всех. Обычно я никогда не практиковал официальных построений, поверок и т. п., которые предписывал армейский устав. Шла война, и мы чихали на всю подобную дребедень. А тут вдруг — «Рав-няйсь! Смирррна!»... Все подчиняются, хотя в строю есть многие званием выше меня. Я приказываю Кукушкину выйти вперед и произношу пламенную речь. Кажется, я никогда в жизни не был так красноречив и не говорил так вдохновенно. Я взывал к совести, говорил о Прекрасном, о Человеке, о Высших Ценностях. Голос мой звенел и переливался выразительнейшими модуляциями. И что же?
Я вдруг заметил, что весь строй улыбается до ушей и ласково на меня смотрит. Закончил я выражением презрения и порицания гвардии ефрейтору Кукушкину и распустил всех. Я сделал все, что мог. Через два часа весь севрский сервиз и вообще вся посуда были загажены. Умудрились нагадить даже в книжные шкафы. С тех пор я больше не борюсь ни за Справедливость, ни за Высшие Ценности.
Очень концентрированное чтиво.
Без явных попыток поспекулировать на чувствах читателей, без крайних характеристкик и расплескивающихся эмоций.
Под конец автор, возвращаясь сам к себе (книга написана в 1975), утверждает, что, пиши он её позже, когда оступил страх за последствия, написал бы всё ещё более жестко, не разжижая краски и не жалея чувств.
Тот случай, когда мир точно не станет хуже, если прочтут многие.
А может, и правда - не было бы никогда нигде никакой войны, если бы прочли все.
Читать здесь.
Аудиокнига тут.
UPD сейчас посмотрел - надо, похоже, всё-таки читать, из аудио многое повылетало.
Автор, Николай Никулин, цель написания книги сформулировал так:
…Я обратился к бумаге, чтобы выскрести из закоулков памяти глубоко засевшую там мерзость, муть и свинство, чтобы освободиться от угнетавших меня воспоминаний.
Кратко про войну - от него же:
Война — самое большое свинство, которое когда-либо изобрел род человеческий, … война всегда была подлостью, а армия, инструмент убийства — орудием зла. Нет, и не было войн справедливых, все они, как бы их ни оправдывали — античеловечны.
Если вкратце о содержании: в войне крайне мало святости, рассудка и геройства, а преобладают, наоборот - тупость, скотство, подлость, нравственная деградация.
Что командуют дилетанты, из-за чего свои умирают жестоко, бессмысленно и неисчислимо (и это не фигура речи).
Что от ошибок и наказаний - когда сами гондошат своих - погибло едва ли не больше людей, чем от действий противника.
Что Рейхстаг из-за необходимости сохранить его целым, чтобы поставить флаг, а потом обоссать и изгадить - унёс за собой несколько сотен жизней пехоты, чего бы не было, дай кто-нибудь приказ его разбомбить или расстрелять пушками.
Что смерш - это не капитан Алёхин в исполнении Миронова в классном фильме по еще более великолепной книге, а наиболее отъявленные гондоны, стреляющие в спины своим, чтобы они бежали вперед и не бежали назад, а также не говорили вслух то, что видят и о чём думают.
Что наши, перейдя на чужую территорию, вели себя немногим краше, чем фашисты на нашей: мародёрство, групповые изнасилования, убийства - включая детей и стариков, издевательства и садизм, вся мрачная подгоготная многих из людей, когда над ними исчезает контроль, и даже наоборот - поощряются самые ублюдочные качества (см. "каждый имеет право послать раз в месяц посылку домой весом в двенадцать килограммов")
Поэтому от настоящего, боевого ветерана никогда не услышишь красочных расказов о подвигах, и они почти не улыбаются.
Еще цитаты:
Поразительная разница существует между передовой, где льется кровь, где страдание, где смерть, где не поднять головы под пулями и осколками, где голод и страх, непосильная работа, жара летом, мороз зимой, где и жить-то невозможно, — и тылами. Здесь, в тылу, другой мир. Здесь находится начальство, здесь штабы, стоят тяжелые орудия, расположены склады, медсанбаты. Изредка сюда долетают снаряды или сбросит бомбу самолет. Убитые и раненые тут редкость. Не война, а курорт! Те, кто на передовой — не жильцы. Они обречены. Спасение им — лишь ранение. Те, кто в тылу, останутся живы, если их не переведут вперед, когда иссякнут ряды наступающих. Они останутся живы, вернутся домой и со временем составят основу организаций ветеранов. Отрастят животы, обзаведутся лысинами, украсят грудь памятными медалями, орденами и будут рассказывать, как геройски они воевали, как разгромили Гитлера. И сами в это уверуют! Они-то и похоронят светлую память о тех, кто погиб и кто действительно воевал! Они представят войну, о которой сами мало что знают, в романтическом ореоле. Как все было хорошо, как прекрасно! Какие мы герои! И то, что война — ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость, отойдет на второй план. Настоящие же фронтовики, которых осталось полтора человека, да и те чокнутые, порченые, будут молчать в тряпочку. А начальство, которое тоже в значительной мере останется в живых, погрязнет в склоках: кто воевал хорошо, кто плохо, а вот если бы меня послушали!
Но самую подлую роль сыграют газетчики. На войне они делали свой капитал на трупах, питались падалью. Сидели в тылу, ни за что не отвечали и писали свои статьи — лозунги с розовой водичкой. А после войны стали выпускать книги, в которых все передергивали, все оправдывали, совершенно забыв подлость, мерзость и головотяпство, составлявшие основу фронтовой жизни. Вместо того, чтобы честно разобраться в причинах недостатков, чему-то научиться, чтобы не повторять случившегося впредь, — все замазали и залакировали. Уроки, данные войной, таким образом, прошли впустую. Начнись новая война, не пойдет ли все по-старому? Развал, неразбериха, обычный русский бардак? И опять горы трупов!
***
Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945, Гитлер убивал мириады ни в чем не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа ее. Смогут ли жить потомки тех кто остался? И вообще, что будет с Россией?
Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось. Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО! Вежливо выслушивали напутствие политруков — малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц — и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО. Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородином. Вряд ли размышляли они об исторических перспективах и величии нашего народа... Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «За Родину! За Сталина!», как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки. До Сталина ли было, когда смерть рядом. Откуда же сейчас, в шестидесятые годы, опять возник миф, что победили только благодаря Сталину, под знаменем Сталина? У меня на этот счет нет сомнений. Те, кто победил, либо полегли на поле боя, либо спились, подавленные послевоенными тяготами. Ведь не только война, но и восстановление страны прошло за их счет. Те же из них, кто еще жив, молчат, сломленные. Остались у власти и сохранили силы другие — те, кто загонял людей в лагеря, те, кто гнал в бессмысленные кровавые атаки на войне. Они действовали именем Сталина, они и сейчас кричат об этом. Не было на передовой: «За Сталина!». Комиссары пытались вбить это в наши головы, но в атаках комиссаров не было. Все это накипь...
Конечно же, шли в атаку не все, хотя и большинство. Один прятался в ямку, вжавшись в землю. Тут выступал политрук в основной своей роли: тыча наганом в рожи, он гнал робких вперед... Были дезертиры. Этих ловили и тут же расстреливали перед строем, чтоб другим было неповадно... Карательные органы работали у нас прекрасно. И это тоже в наших лучших традициях. От Малюты Скуратова до Берии в их рядах всегда были профессионалы, и всегда находилось много желающих посвятить себя этому благородному и необходимому всякому государству делу. В мирное время эта профессия легче и интересней, чем хлебопашество или труд у станка. И барыш больше, и власть над другими полная. А в войну не надо подставлять свою голову под пули, лишь следи, чтоб другие делали это исправно.
Войска шли в атаку, движимые ужасом. Ужасна была встреча с немцами, с их пулеметами и танками, огненной мясорубкой бомбежки и артиллерийского обстрела. Не меньший ужас вызывала неумолимая угроза расстрела. Чтобы держать в повиновении аморфную массу плохо обученных солдат, расстрелы проводились перед боем. Хватали каких-нибудь хилых доходяг или тех, кто что-нибудь сболтнул, или случайных дезертиров, которых всегда было достаточно. Выстраивали дивизию буквой «П» и без разговоров приканчивали несчастных. Эта профилактическая политработа имела следствием страх перед НКВД и комиссарами — больший, чем перед немцами. А в наступлении, если повернешь назад, получишь пулю от заградотряда. Страх заставлял солдат идти на смерть. На это и рассчитывала наша мудрая партия, руководитель и организатор наших побед. Расстреливали, конечно, и после неудачного боя. А бывало и так, что заградотряды косили из пулеметов отступавшие без приказа полки. Отсюда и боеспособность наших доблестных войск.
***
...Мне же спалось плохо, впечатления последних дней были не из тех, которые навевают сон. Часов около трех ночи, взяв свечу, я отправился побродить по дому и, проходя мимо кладовки, услышал странные звуки, доносящиеся изнутри. Открыв дверь, я обнаружил гвардии ефрейтора Кукушкина, отправляющего надобность в севрское блюдо. Салфетки рядом были изгажены...
— Что ж ты делаешь, сволочь, — заорал я.
— А что? — кротко сказал Кукушкин.
Он был небольшого роста, круглый, улыбчивый и очень добрый. Со всеми у него были хорошие отношения. Всем он был симпатичен. Звали его обычно не Кукушкин, а ласково, Кукиш. И вдруг такое! Для меня это было посягательством на Высшие Ценности. Для меня это было покушением на идею Доброго, Прекрасного! Я был в бешенстве, а Кукушкин в недоумении. Он натянул галифе и спокойно отправился досыпать. Я же оставшуюся часть ночи лихорадочно думал, что же предпринять. И надумал — однако ничего более идиотского я выдумать не мог.
Утром, когда все проснулись, я велел команде построиться. Видимо, было на лице моем что-то, удивившее всех. Обычно я никогда не практиковал официальных построений, поверок и т. п., которые предписывал армейский устав. Шла война, и мы чихали на всю подобную дребедень. А тут вдруг — «Рав-няйсь! Смирррна!»... Все подчиняются, хотя в строю есть многие званием выше меня. Я приказываю Кукушкину выйти вперед и произношу пламенную речь. Кажется, я никогда в жизни не был так красноречив и не говорил так вдохновенно. Я взывал к совести, говорил о Прекрасном, о Человеке, о Высших Ценностях. Голос мой звенел и переливался выразительнейшими модуляциями. И что же?
Я вдруг заметил, что весь строй улыбается до ушей и ласково на меня смотрит. Закончил я выражением презрения и порицания гвардии ефрейтору Кукушкину и распустил всех. Я сделал все, что мог. Через два часа весь севрский сервиз и вообще вся посуда были загажены. Умудрились нагадить даже в книжные шкафы. С тех пор я больше не борюсь ни за Справедливость, ни за Высшие Ценности.
Очень концентрированное чтиво.
Без явных попыток поспекулировать на чувствах читателей, без крайних характеристкик и расплескивающихся эмоций.
Под конец автор, возвращаясь сам к себе (книга написана в 1975), утверждает, что, пиши он её позже, когда оступил страх за последствия, написал бы всё ещё более жестко, не разжижая краски и не жалея чувств.
Тот случай, когда мир точно не станет хуже, если прочтут многие.
А может, и правда - не было бы никогда нигде никакой войны, если бы прочли все.
Читать здесь.
Аудиокнига тут.
UPD сейчас посмотрел - надо, похоже, всё-таки читать, из аудио многое повылетало.
no subject
no subject
no subject
no subject
спасибо)
no subject
no subject
no subject
Самое офигенное на мой взгляд, это
no subject
дома посмотрю
спс
no subject
тоже рекомендую
no subject
как там? черненько небось наверное?
no subject
no subject
no subject
no subject
... У меня есть товарищ, сравнительно недавно приобретенный. Был на войне. Через пятые уши слышал, что всякому он там был свидетелем, а может, и не только свидетелем. Вернулся, было трудно. Пошел к психологу, женился на ней, и у них теперь 4ро классных детей.
Когда я жил в Питере, они приезжали к нам в гости всех толпой из ДС, и вообще нередко у нас бывают, и глядя на них, делается хорошо на душе.
При этом он практически не бухает, когда я ему передавал батл чего-то крепкого, он сказал, что это ему на год.
Я никогда не спрашивал, а он никогда не рассказывал о войне.
Отличный, добрейший парень, правда, поседел целиком ещё до 35.
... это я чтобы разбавить негатив, в псто не влезло, там и так многобуков))
no subject
no subject
Особенно сейчас, во время ленточно-наклеечного психоза и отсылке к войне как к хронологически крайнему поводу для гордости и самовосхищения.
Показателен пример с одним телеканалом, который поставил вопрос про блокадный Ленинград, "замахнувшись на святое" или как там трактовал самый влиятельный парень.
Никулин хоть и умер, но, кажется, я знаю, как бы он ответил.
no subject
не зря же говорят: "лишь бы не было войны".
no subject
говорят многие, но как-то без серьезности большинство
no subject
>>Что наши, перейдя на чужую территорию, вели себя немногим краше, чем фашисты на нашей: мародёрство, групповые изнасилования, убийства - включая детей и стариков, издевательства и садизм, вся мрачная подгоготная многих из людей, когда над ними исчезает контроль, и даже наоборот - поощряются самые ублюдочные качества
Знаешь, я вот как-то думал. Есть у меня семья, сын, жена, родители. Началась война, мобилизация. Я на фронте, они в тылу и каждый день я знаю, что им нечего жрать, что их моугт убить, могут изнасиловать жену, могут умереть старики. Я честно не знаю в кого-бы я превратился. В бравого Алехина или в того самого марадера и садиста. И есть у меня очень большие сомнения, что первое. А если бы случилось все это? Вот тут уж я бы, наверно, не сомневался. Я не понимаю выражения "Остаться человеком" в таких условиях. И осуждать их...
no subject
Никто на 100% не знает.
Имея дома семью, сына, жену, родителей, при переходе на территорию противника трахать толпой и унижать немок, срать в посуду, сжигать живьём, воровать, глумиться и охуевать, можно только имея баг в психическом развитии, либо волоча его из детства, либо приобретя там.
Бравый Алёхин - лирический герой.
Настоящих героев (из тех, кто спасал от нескольких до тысяч жизней своими действиями) никто не знает - ни в лицо, ни их поступков.
О чём, собственно, и книга.
>>Я не понимаю выражения "Остаться человеком"
Каждому - своё.
no subject
no subject
Связи не улавливаю.
... там в тексте есть про немца, который из пулёмета в упор нагондошил наших сотнями, если не тысячами, потому что у них приказ и смерш за спиной
так вот он по военным меркам точно герой, но варианта "остаться человеком" ему предложено не было
и даже самые разгеройские герои, если выживали, по всем правилам человекоустройства съезжали нахуй головой, и в парадах с медалями, скорее всего, не участвовали
no subject
Герои? Это кто? Пехота которая в атаку шла? И ни один не участвовал? Я вот давно не был в Кубинке, в музее. А вот 10 мая возил туда сына, постоял и тигр и пантер, у меня мурашки ползали Не знаю как разгеройские герои, но человек, который хотя бы смог подняться из окоп на эту штуку - герой.
no subject
не уверен, что он читал сабж - опубликовали это недавно
у меня сильные сомнения, что у него был бы другой взгляд
прочитай, там просто и наглядно всё, без аналитики, структурирования, полярностей и разделений на тех и этих
no subject
Впринципе после его фразы: "Война — самое большое свинство, которое когда-либо изобрел род человеческий, … война всегда была подлостью, а армия, инструмент убийства — орудием зла. Нет, и не было войн справедливых, все они, как бы их ни оправдывали — античеловечны." можно и не читать дальше.
Самая главная и самая правильная суть книги.
no subject
если вкратце - то да, книга ровно об этом
судя по твоим ремаркам - что-то в этой фразе не так?
no subject
no subject
вроде бы всё так, но посмотришь за окно (не говоря про СМИ, прости Господи) - и там почему-то как-то не так
причем с каждым годом невероятным образом ажиотаж - нездоровый, суетливый - нарастает
а за постановку вопроса "Нужно ли было сдать Ленинград, чтобы сберечь сотни тысяч жизней?»" гасят нахуй телеканал
без особых возражений со стороны -большинства-, которому, хочется верить, как и тебе со мной должно было бы наивно удивляться
чувак открытым текстом пишет - на взятии одного только Рейхстага (в последние дни войны уже) можно было спасти хуеву пропасть жизней
это значит - что всю войну так: с июня 41 и по май 45, каждый день и час, из-за тупых приказов узкоёблых мудаков гибло вместо нулей и единиц - сотни и тысячи
и это ещё не открывали архивы
no subject
Что касается Рейхстага то нам тоже тяжело оценивать это. Хорошо, положили людей, но какое воздействие это оказало на оставшиеся немецкие войска? Может быть из-за самого факта сколько-то там сложило оружие? тоже не знаем.
Я против всех этих опросов по одной причине - отвечают на них совсем не те, кто тогда принимал решение или за кого принимали решение, а у них сейчас не спросишь уже.
no subject
у корра Дождя, как у любого журналиста, и право, и обязанность - ставить вопросы
чтобы другие думали
это очень правильно - когда люди побуждаются что-то узнавать
для чего и придумана журналистика тащемта
>>Я после пары недель жизни в напряжной обстановке хочу убивать много и жестоко.
не знаю, что именно ты подразумеваешь под напряжением, но при такой постановке вопроса психиатры делают стойку, насколько мне известно
>>но какое воздействие это оказало на оставшиеся немецкие войска?
в книге про это тоже есть
немцы охуевали больше нашего: они ебашат сотни в упор, а они всё лезут и лезут
они ж не знали, что если наши перестанут лезть, то их ёбнут всё равно, только свои
>>тоже не знаем.
чтобы что-то узнать, надо задавать вопросы (см. выше)
в т.ч. и самим себе
в книге их впрямую не стоит ни одного, при этом обсуждение её где-нибудь в эфире или на страницах чего-нибудь с аудиторией более полутора калек можно на долгие годы исключить
ибо "непатриотично" и ещё как-то там, не хочу вспоминать как
меж тем именно остервенелое нежелание знакомить себя с этими штуками - основательный, просторный фундамент для нового и нового говна
>>Я против всех этих опросов по одной причине
Правильно, отменить всё впизду - и опросы, и мнения.
Старик Оруэлл в своё время выпустил краткую инструкцию на этот счёт, кстате, всего через 4 года после той самой войны.
no subject
Россия предполагает, что у нее есть армия, которая эти порядки будет защищать. Существенная ошибка. Я видел эту армию в Чечне, в деле. Да, есть храбрые люди, но армии нет. А мы ведем себя так нагло и самодовольно, как будто она у нас есть.
http://www.snob.ru/profile/20736/blog/75860
no subject
из неглянцевого про войну недавно прочел: Даниил Гранин "Мой лейтенант"
no subject
Гранин умудрился на 96 году жизни обнаружить бреши в репутации:
http://www.fontanka.ru/2014/04/21/162/
если ещё не
no subject
вообще не знал, случайно на книжку наткнулся
No title